— Ла лябра… — с придыханием прошептала она. Замерев в долгом поцелуе, обвила сильную шею любимого руками. Откинулась на подстилку, изучающе сверкнула зрачками. — Давай Париж?
— Ты хочешь вернуться? — усмехнулся в усы казак. — Нет, милая, у вас среди розовых камней одна канитель. Ни на охоту сходить, ни на горы посмотреть, разве это жизнь! Вот на Тереку аж дух от простора захватывает.
Спутница долго молчала, размышляя о чем–то своем, по щекам и под ресницами пробегали неясные тени, заставляя Даргана внутренне настораживаться. Он уже любил ее по настоящему и ни на кого не желал бы променять, даже на родственную по крови и по духу станичную скуреху с ярко алыми губами и щеками, с черешневыми глазами. Этим обладала и спутница, разница была лишь в цвете зрачков и волос, но у девушки к достоинствам прибавлялся светлый ум, за красивые глазки не купленный.
Перекинув камешки с ладони на ладонь, она полюбовалась игрой света в них, глубоко вздохнула:
— Ви, месье, — дурашливо сморщила носик. — Ла мур… дла дур.
— Уже нахваталась, — скрывая довольство, проворчал казак. — У подпоручика, что–ли, царствие ему небесное?
Только через два дня им с трудом удалось выбраться из дремучего леса и пустить коней вскачь по равнине. Казалось, буреломы с сумрачными чащобами никогда не кончатся, Дарган потерял все ориентиры, даже звезды не помогали выйти на правильный путь. И если бы не наткнулись на задранную волками телку, кровавые следы от которой вывели на едва приметную тропинку к глухой деревне, они продолжали бы плутать между покрытых мхом деревьев, не имея представления о том, в какой стране находятся. Дарган не решился заезжать в селение, теперь он опасался всего — и погони, и за сохранность добытых на болоте сокровищ, и за то, что измочаленная блужданиями в дебрях девушка самостоятельно решит повернуть коня назад, в теплый и обихоженный свой Париж. Но спутница лишь играла желваками на скулах, да неустанно хлестала себя веткой, отгоняя бесчисленных комаров.
Под вечер впереди замаячили несколько крытых соломой беленьких хаток, вокруг, куда ни кинь взгляд, наступал непроходимый лес. И Дарган пустил рысью лошадей к крайнему домику, возле которого копошился мужичок в белых одеждах и соломенной шляпе. Сам он тоже оказался светловолосым и конопатым, ноги до колен были перемотаны веревками от лыковых лаптей. Дарган всунул нагайку за голенище сапога, свесился с седла:
— Будь здрав, мужик, — поприветствовал он его, с интересом ожидая, на каком языке тот ответит. — Есть тут постоялый двор?
— Нема ниякого двора, — крестьянин развел руками, сильно нажимая на «а» и «я». — А чаго, у каждой хате двор, захади да начуй.
— А кто ж вы будете?
Дарган обрадовался тому, что мужик понимает по русски, но не мог вспомнить, кто так говорит. На войне с «акалками» он встречался, помнил, что воевали они на стороне русских, но являлись ли жителями российской империи или он с девушкой по прежнему находился в Польше, в толк взять не мог. Если их до сих пор носило по Речи Посполитой, тогда трудности еще не закончились.
— Як хто? Бяларусы мы, — простодушно отозвался крестьянин. — А вы з яких таких мест будетя?
— Мы путешественники, — облегченно вздохнул казак. — Говоришь, что постоялый двор у вас в каждом доме?
— Гастям мы рады завсегда.
— Тогда принимай постояльцев, нас с хозяйкой накорми и спать уложи, лошадей напои, задай овса, — Дарган спрыгнул с седла, передал конец уздечки мужичку. — У вас тут спокойно?
— Какой там, по лесам шастает банда вяльможного пана Зарембы, — подхватывая коней под уздцы, отмахнулся мужичок. — Заглядает и до нас, обкрадет и снова у свои чащобы.
— Леса у вас знатные.
— До смоленской с брянской волостей тянутся, что за триста верст от самой Масквы.
— Нам Москва не надобна, мы в Новгород заедем и домой, — оглянулся на спешившуюся спутницу казак, вид у нее был измученный.
— Чаго так?
— Дело есть, — он не стал вдаваться в подробности, еще в Париже твердо решив вернуть новгородскому дворянину принадлежащие ему драгоценности.
— Тада на север, Вяликий Новгород сразу за Псковом.
Из хаты выскочила тоже вся в белом хозяйка, на ходу вытирая руки о вышитый цветами передник, пригласила пройти в комнаты. В сенцах на лавке стояла липовая бадейка с квасом, над ней покачивался березовый ковшик. Зачерпнув из бадейки, Дарган дал спутнице отпробовать напитка, она жадно припала к краю ковша. Солнце еще не успело коснуться вершин деревьев, как оба спали беспробудным сном на перине, брошенной на грубо срубленную скрипучую кровать…
Ночь и часть дня прошли спокойно, пора было трогаться дальше. Мужичок в портках и тех же белых онучах подал сидящему в седле Даргану лукошко со съестными припасами, снова указал рукой по направлению к стене леса невдалеке.
— Там есть просека, по ней не ашибетесь, а дальше люди подскажут.
— Далеко они, эти люди? — с сомнением всмотрелся в сплошной массив Дарган.
— Верст через двадцать сторожка, в ней отшельник житует, от сторожки близко.
— А бандиты в какой стороне?
— Пан Заремба мог и в Польшу уйти. Войска прошли, война закончилась, а мы народ нягожий.
Умостив лукошко перед собой, Дарган тронул каблуками сапог одного из свежих жеребцов, небольшая кавалькада потянулась к лесу. Девушка на ходу послала воздушный поцелуй угодливым хозяевам, она хорошо выспалась и чувствовала себя прекрасно. Растревоженное птицами утро только начиналось, от густой травы с цветами поднимался дурманящий запах. От любимого она успела узнать, что они перешли границу и едут по территории Российской империи, а в России никто никогда никому не был нужен. Выходило, что погони со стрельбами и драками отпали сами собой, ведь руские были бессребрениками, как только что оставленные ими на хуторе белорусы. Это вселяло надежду на то, что до станицы в предгорьях какого–то Кавказа они доберутся без приключений. И пусть впереди опять смыкалась стена леса, начало путешествия это подтверждало.
Путники проехали где шагом, а где рысью, доброе расстояние, пока между деревьями не показалась замшелая избушка без окон и дверей, к задней части которой примыкали густой кустарник вперемежку с лопухами. Дарган сразу заметил, что возле обращенной к просеке стены стоит привязанный конь. Он всмотрелся в упряжь, она показалась не простой, с бляхами, с бахромой вокруг седла. Вряд ли лошадь могла принадлежать отшельнику, скорее всего, лесовика навестил кто–то значительный.
— Там гость? — негромко поинтересовалась девушка, она начала относиться к опасностям, обострившим ее зрение и чувства, спокойно.
